Дух города – это производная от духа его жителей. Можно созвать дюжину комитетов по выработке локальной айдентики и нанять сотню искусствоведов, но они не придумают ничего жизнеспособного вне русла, уже заложенного самими горожанами.
Город создают не урбанисты, а таксисты и пианисты. У города все хорошо, если условные Ревзин и Лебедев идут путем, который проложила уличная кошка, и развивают то, что она натоптала своими мягкими лапами. А если на это не хватает смирения, то получается полное корбюзье, отлитое в граните и церетельное в своей высокобюджетной вторичности. Впрочем, я сейчас не про архитектуру.
Пхукет-Таун – город объективно молодой, но старый по духу. Так уже получилось, что он сразу родился с сединой в бороде, появился на свет с рытвинами и выбоинами, беспрецедентно состаренным, 130-летним.
Таун – стеклянный, оловянный, деревянный, но не пластиковый. Его музыку положено играть живьем, а не ставить со Spotify, а коробка передач у него, в идеале, ручная.
Впрочем, хозяин маленького бара на Dibuk Rd. по имени Нот ни о чем таком не думал, покупая четыре года назад «Лансер», который сейчас можно увидеть то перед его Bang Yai Bar, то рядом с Limelight. Нот просто наткнулся на объявление и решил: «Это надо брать».
Авантюра обошлась не слишком дорого. Семья школьного педагога из Нонтхабури хотела за машину всего 50 тысяч бат, поскольку она была и не нужна, и не на ходу. Еще примерно в 200 килобат обошлось восстановление седана полувековой давности. И вот уже несколько лет «Копейщик» исправно возит Нота по улицам Старого города, если хозяин не укатит на нем на выходные в Краби.
Выпущенный в 1975 году образчик японского автопрома вполне справляется с функцией машины на каждый день. Причем Нот заверяет, что еженедельными увлекательными поломками машина его не развлекает.
«Неужели совсем без проблем?» – спрашиваю я.
«Нид ной», – признается с улыбкой Нот.
«Много вкладывать приходится?» – не отстаю я.
«Нид ной», – держит оборону лансеровладелец.
«Лансер» кхуна Нота – модель первого поколения (А70). На японском рынке она продавалась с 1973 по 1979 год, в Таиланде – с 1974 по середину 1980-х. Как можно понять по датам, конкретно этот «Копейщик» – один из первых, сошедших с конвейера.
Запуск этой модели стал вехой для концерна «Митсубиси», который в начале 1970-х решал сразу несколько задач. Во-первых, нужно было заполнить пробел в ряду между совсем уж маленьким кей-каром «Миника» и серьезным «Галантом». Во-вторых, планировалась глобальная экспансия, для которой нужна была машина, которую примет запад. В-третьих, концерн грезил гонками. Ка-чао!
«Лансер» был выпущен на рынок чуть ли не в дюжине комплектаций сразу и решил все задачи. Среди прочего, машина удачно зашла на американский и европейский рынки, плюс c ходу выиграла престижные гонки «Сафари-Ралли» в Кении и «Южный Крест» в Австралии.
Тайский автомобильный журнал Headlight объясняет, что название модели несло в себе «хорошее предзнаменование» – машина должна была стать «важным солдатом, чтобы вонзиться в глобальный авторынок». Если продолжать эту метафору, то «Лансер» не только вонзился, но и прямо-таки застрял.
Машина Нота – четырехдверный седан 1400 SL-5 с родным двигателем «Сатурн» на 1400 куб. см и пятиступенчатой мануальной коробкой передач. Даже в этой версии авто имеет внешность раллийного «Лансера», который произвел фурор на гонках в Африке и Австралии. Сами японские конструкторы придумали отдельное название для капота этой модели – «аэродинамический нос». Еще одной отличительной чертой стал слегка расширяющийся книзу кузов.
В японских каталогах полувековой давности все «Лансеры» первого поколения имеют зеркала на капоте. У версии Нота они находятся на привычном европейцам месте, как у «Кольт Лансер» из европейских буклетов. Логотип с жеребенком тоже на месте, как и слоты под противотуманные фары на радиаторной решетке.
При этом руль с Y-образной, а не Т-образной перекладиной – это отличительная черта всех 1400 SL-5 и 1600 GSR/GSL. Они, в отличие от других «Лансеров», комплектовались именно таким.
Сложно сказать, какая судьба светила бы «Копейщику», если бы Нот не вывез его из Нонтхабури и не вернул в строй. разорившись на четверть миллиона бат. Однако своему городу владелец бара на берегу клонга Банг-Яй оказался услугу из той же серии, что графитчик Алекс Фейс или пианист Джеффри Севилья.
Дух города формируют его жители, накапливая и сохраняя тысячи прекрасных мелочей. Любая такая мелочь – история сама по себе, а вместе они – живой постмодернистский роман, в котором каждый – и писатель, и читатель, и герой.
